Мстёрский ковчег. Из истории художественной жизни 1920-х годов - Михаил Бирюков

Черновик письма Виктора Киселёва в газету „Вечерняя Москва“. 1926. Российский государственный архив литературы и искусства

Моя работа в этом спектакле сводится к тому, что я, по указаниям В. Мейерхольда, даю рисунки мебели и костюмов[903]»[904].

Сцена из спектакля «Ревизор». 1926

«Ревизор» фактически увел Виктора Киселёва из Мстёры. В 1927 году он получил предложение заведовать монтировочной частью ГосТИМа. Мало кто из художников мог бы сопротивляться тогда соблазну на постоянной основе сотрудничать с Мейерхольдом. Но и переехав в Москву, Киселёв не терял связи со своими бывшими студентами: помогал им продолжить образование в столичных вузах, опекал и поддерживал «халтурами» молодых мстёрских художников. А они, в свою очередь, следили за его работой сценографа, приходили на выставки[905].

Елена Ефремова в роли Фатимы в спектакле «Долой чадру». Мстёра. 1928. Семейный архив Анастасии Гейдор, Москва

Концепция Свободных мастерских, из которой выросли художественно-промышленные учебные заведения Мстёры, заявляла, что «тенденция направления руководителей в живописи не нужна. Нельзя поощрять то или иное течение и направление в искусстве. Можно лишь сопоставлять два различных течения, предоставляя каждому из них свободно развиваться»[906]. Вероятно, это самый утопичный постулат из тех, что были положены в основание ГСХМ. Реальная жизнь и взаимодействие живых творческих личностей неизбежно разрушали лабораторную стерильность умозрительного допущения. Если бы мстёрский архив сохранился в большей полноте, надо полагать, он явил бы драматические свидетельства того, как это происходило. Во всяком случае, известно, что в Мстёре «при подготовке программ было много споров, разногласий, особенно по художественному циклу»[907]. Источник советской эпохи тут же добавляет: «Эти программы отходили от принципов социалистического реализма»[908]. Антиисторическая неловкость формулировки не затемняет смысла высказывания. Идеология художников русского модерна, работавших в Наркомпросе, предопределила развитие мстёрских Свомас. По иронии судьбы самый авангардный период в Мстёре наступил после ликвидации отдела ИЗО и ревизии общего курса Комиссариата просвещения. Дыхание новаторского искусства тогда поддержали художники, которые сами были частью этой великой традиции.

Группа студентов Мстёрского художественно-промышленного техникума. 1926. Архив Татьяны Некрасовой, Москва

На фото: М. Курбатов (вверху, крайний справа), Н. Вишняков, К. Харитонова, М. Модорова (в центре, средний ряд), С. Кибирев (внизу, второй справа). Атрибуция автора

Последующие времена сделали многое, чтобы тщательно стереть следы авангарда со всех поверхностей жизни. С такой педантичностью обычно стирают следы преступления. В истории Мстёрской коммуны они различимы не только в уцелевших документах, но и в воспоминаниях коммунаров. Интересен в этом смысле фрагмент текста Павла Кенига, который попал в Мстёру в августе 1924 года вместе с группой ребят из Оренбургского детского дома-студии для одаренных детей. «Когда в детдоме выделилась подающая надежды группа ребят, Губотдел народного образования отправил ее в Москву для совершенствования. Но в Москву нас привезли поздно, испытания везде закончились, и Наркомпрос направил нас в свою Мстёрскую опытно-показательную станцию. <…>

Нас было 12 человек…[909] Мы приехали слитной группой со своими взглядами и традициями. Поэтому некоторое время жили с мстёрскими аборигенами, как две суверенные державы… Для демократического, с сугубо современными взглядами на искусство коллектива коммунаров мы были как бы чужеродным телом, нас предстояло либо переварить, либо извергнуть. Начались бесчисленные ожесточенные споры… по всем мыслимым вопросам с такими мстёрскими столпами, как Кисляков, Розов, Неустроев, Гурьянов и другие. Имена ушедших к этому времени из коммуны Изаксона и Молькова звучали как легенда. <…>

Виктор Киселёв (крайний справа, в белой рубашке) и Сергей Светлов (на заднем плане) среди первых выпускников Мстёрского художественно-промышленного техникума. Июль 1926. Государственный архив Владимирской области

В этих нескончаемых спорах мы, оренбургские, были… более традиционалистами… Мстёрцы, напротив, выражали левизну во взглядах на жизнь, назначение художника. Мы, детдомовцы, оперировали несметным количеством искрометных доводов, боясь только одного — что все это слишком тонко и непонятно для грубых душ „непосвященных“. Мстёрцы били нас силой здравого смысла, озорной новизной представлений, которая нам казалась иногда просто циничной. Мы заводили их в непролазные теоретические дебри; они нас вытаскивали „на свет божий“ боевой повседневности. Длилось это бескровное побоище месяца три»[910].

Сюжет Павла Кенига о первом знакомстве с Мстёрой указывает на несомненный акцент в художественной атмосфере коммуны, делая прозрачной ту самую «тенденцию руководителей», недопущение которой обещал идеальный проект отдела ИЗО. Свидетельствуют о ней и чудом сохранившиеся издания Мстёрской коммуны.

Глава 9

Журналы и журналисты

Преподаватели и студенты Мстёрского художественно-промышленного техникума. Середина 1920-х. Государственный архив Ивановской области

Коллектив педагогов 5-й Мстёрской опытно-показательной станции НКП перед выходом на демонстрацию. Вторая половина 1920-х. Архив Мстёрского института лаковой миниатюрной живописи им. Ф. А. Модорова

Рождение местной печати связано с именем Валериана Федоровича Карманова. Его появлению в Мстёре предшествовал короткий период, когда к фактическому руководству опытной станцией ненадолго пришел некто Вахрушев. Он призван был заменить В. К. Иванова[911], но очень скоро заслужил всеобщую нелюбовь. В памяти бывших коммунаров его образ отложился как в чем-то похожий на типаж «голубого воришки» Альхена, неслучайно облюбованный авторами «Двенадцати стульев»[912]. Вся станция — и педагоги, и воспитанники — солидарно перешла в оппозицию. Павел Кениг, вступивший с новым администратором в открытый конфликт, уехал в Москву, и, зайдя попросту в Наркомпрос, к Н. К. Крупской, поведал ей о «художествах» Вахрушева[913]. Назначенная вслед за тем инспекция почла за лучшее перевести его из Мстёры. Управлять коммуной назначили В. Ф. Карманова[914]. Профессиональный юрист и педагог по призванию, он запомнился, в частности, тем, что при нем стали выходить два журнала[915].

Валериан Карманов (?). Фрагмент фотографии из журнала «Искусство». Июнь 1926. Мстёрский художественный музей

Самое первое рукописное издание коммуны так и называлось — «Первые шаги»[916]. Они были «сделаны» еще в 1922 году, но оказались только пробой сил[917]. Потом, при Пальмове, в период расцвета деятельности литературно-художественного кружка его рупором недолго был «периодический» журнал «Искусство и жизнь»[918]. В октябре 1925-го на одном из педагогических советов М. В. Модестов, сменивший Пальмова в роли главы художественной части станции[919], предложил вернуться к самодеятельной журналистике. Отдавая должное поддержке, которую со стороны нового руководителя получила издательская инициатива, Павел